Ян Литыньский , член Комитета общественной самообороны — КОР, в 1989–2001 годах — депутат Сейма

У меня было впечатление , что мы всё переживаем вместе, большим сообществом. Это прекрасно. Во время мессы у меня действительно было ощущение, что Папа Римский совершает миропомазание народа. После визита Святого отца появилось слово «мы», до этого существовало лишь слово «они».

Варшава , 2 июня 1979 года Komitet Obrony Robotników (Комитет защиты рабочих) — первая в ПНР открыто действовавшая оппозиционная группа — возник 1976 году для помощи участникам протестов в Радоме, Урсусе и Плоцке, а год спустя преобразовался в КОС-КОР (KSS-KOR, Комитет общественной самообороны — Комитет защиты рабочих).

Яцек Куронь , лидер оппозиции.
После 1989 года — депутат Сейма, министр труда и социальной политики

Толпы молодежи. Они шли на мессу , которую Папа служил для них на Замковой площади, перед костелом св. Анны. Они шли и шли. Я не выдержал и выбежал из дому. Слежки не было. Я пошел в город. Несколько часов я бродил по улицам ночной Варшавы. Всюду полно радостных людей, дисциплинированных, невероятно дисциплинированных и сильных. Я ощущал это. Ночь, радость и этот порядок. Атмосфера свободы.

Все направлялись в Старый город. Там была охрана в светлых фуражках, с папскими значками, с повязками. Они что-то говорили, улыбаясь, делали какой-то жест рукой, и вся эта огромная толпа сразу же приходила в движение. Это была уже не толпа, это были организованные, сознательные люди. Поразительно.

Варшава , 2-3 июня 1979 года

Томаш Фиалковский , журналист

На улицах вдруг начали происходить вещи , которые прежде, на протяжении всей моей жизни в ПНР, были невообразимы. Люди сидят на тротуаре, играют, поют. <...> Ведь [раньше] вся видимая деятельность в публичной сфере была обусловлена необходимостью получать разрешения и так далее. А тут вдруг происходят вещи, которые делаются без всякого разрешения. Я помню подготовку транспарантов с цитатами из «Освобождения» Выспяньского: «Видишь , сколько народу, сколько сил в этих людях, пусть им дух Твой поможет, пусть он спящих разбудит» — этот был первым.

Краков , июнь 1979 года

Богдан Борусевич , член КОС-КОР.
После 1989 года — депутат парламента. В 2005-2015 годах — Маршал Сената Польши

Мы раздавали листовки , главным образом, перед костелами. <…> Ходили на утреннюю мессу в один костел, потом на обедню — в другой и на вечернюю службу — в третий, так что каждый из нас по нескольку раз в день раздавал перед разными костелами. И так же — три следующих воскресенья. Мы начали эту акцию еще в феврале. Часть листовок изготавливалась на денатурате, они ужасно воняли. Я становился в таком месте, где был сквозняк, но от меня все равно пахло так, что люди смотрели с подозрением. Листовки я прятал под куртку, чтобы руки были свободными. Мы передавали их из рук в руки. Это имело свое моральное значение. Мы не боимся, значит, и вы не бойтесь.

Гданьск , март 1980 года

Людвика Вуец , сотрудница КОС-КОР

Визиты (ГБ и милиции) затрагивали и соседей. <…> На нашей лестничной площадке было восемь квартир , и с четырьмя у нас был довольно регулярный контакт. Например, во время какого-то обыска Генек Муж Людвики Генрик Вуец, член КОС-КОР схватил сумку с нелегальной литературой и перебросил на балкон к соседям. Мало того , что они не донесли на нас, так еще быстро спрятали эту сумку в квартире. Когда все успокоилось, я позвонила им, и мне ее отдали. В другой раз Генек не докинул до того балкона, и сумка с шумом упала вниз. Они уходят после обыска, мы смотрим вниз, а там ничего нет. Говорю: черт возьми, пропало. <…> А тем временем соседи услышали грохот внизу, выглянули в окно и — как рассказывал живший там парень, тогда еще ученик лицея — увидели, что на них глядит Пилсудский. Ведь там как раз были какие-то политические журналы. Он вышел , все собрал, спрятал, а потом постучал к нам: «У меня для вас кое-что есть».

Варшава , весна 1980 года

Рышард Капущинский , репортер

И еще одна сцена (на Гданьской верфи) , когда из Испании приехали двое троцкистов. Работники верфи попросили меня быть переводчиком в этой беседе. Троцкист: «Мы хотели бы побольше узнать о вашей революции». Член президиума: «Вы ошиблись. Мы здесь не устраиваем никакой революции. Мы решаем свои вопросы. Извините , но прошу немедленно покинуть территорию верфи, без права возвращения».

«Решаем свои вопросы». Важно было и то , как они их решали. В этих действиях не было никакого элемента мести, никакого желания свести счеты и никакой попытки устроить свои личные дела на каком бы то ни было уровне. На вопрос о такой позиции они отвечали, что «это вещи несущественные» и что , кроме того, это было бы «бесчестно». В эти августовские дни многие слова вдруг ожили , приобрели вес и блеск: слово «честь», слово «достоинство», слово «равенство».

Гданьск , август 1980 года

Эва Юньчик , журналистка

Вначале люди приходили к верфи из любопытства , а потом — чтобы постоять, чтобы своим присутствием у ворот засвидетельствовать поддержку. Пойти к верфи — это было что-то вроде гражданского долга. Неподалеку от вокзала я была свидетельницей разговора жены с мужем. Она говорит: «Пойдем к верфи». Он в ответ: «Я туда не пойду. Такая давка , как ты там протолкнешься с ребенком?» — «Мы в Гданьске, мы должны пойти к верфи». — «Да зачем тебе стоять в толпе?» — «Ты что, с ума сошел, это ведь твой долг пойти к верфи и немного постоять».

Гданьск, 24 августа 1980 года

Вальдемар Кучиньский , эксперт по экономическим вопросам Межзаводского забастовочного комитета, после 1989 года — министр имущественных отношений.
В письме жене

Это движение сильное , необыкновенно решительное, непоколебимое, крепкое. Наша роль здесь абсолютно второстепенная, мы можем отвечать на вопросы и делать их требования несколько, повторяю, лишь несколько более реалистичными. <…> Здесь речь идет не о деньгах, речь идет о свободе и достоинстве работника. Это прекрасно, но мы живем в Восточной Европе. Не знаю, когда вернусь.

Гданьск , август 1980 года

Эдмунд Сошиньский , рабочий

Все ворота и ограды на 90 % охранялись молодыми работниками верфи. Молодежь оказалась очень боевой , прогрессивной и неутомимой, они могли сидеть на заборах под солнцем или дождем и следить, чтобы ненужные люди не заходили на территорию верфи. Куда бы я ни шел, всюду видел эту молодежь, о которой прежде говорили совсем по-другому.

Гданьск , август 1980 года

Тадеуш Мазовецкий , редактор.
В 1989-1991 — премьер-министр Польши

Мы вошли в Зал охраны труда , там как раз шло заседание президиума МЗК, нам пришлось немного подождать, прежде чем мы вручили Валенсе это обращение. Заодно мы смотрели, что там происходит. Что поразило меня в первый момент — это организация и то, что там со всеми обращались на равных. Не было никаких интеллектуалов из Варшавы, нет. Ты сразу погружался в эту атмосферу.

Гданьск , 22 августа 1980 года

Лех Валенса , лидер забастовки.
В 1990-1995 — президент Польши

Я спросил конкретно , что они могут нам предложить, потому что нам, действительно, нужна помощь. А Геремек отвечает: «Мы — интеллектуалы. Мы для этого не годимся , мы можем выступать в роли советников, экспертов». И это была мысль! Недостающее звено нашлось само. <…> Не было времени собирать рекомендации о наших экспертах. На вопрос: «Как долго вы здесь с нами будете?» , Мазовецкий ответил: «До конца».

Они приехали как раз вовремя. Эти требования (21 постулат) были превосходными , но при переговорах — затем на практике от них могли остаться одни клочки. <…> Появлялся мостик, это было на руку и власти тоже. Она, кажется, боялась, и небезосновательно, радикализма формулировок раздраженных, простых людей.

Гданьск , 22 августа 1980 года

Алина Пеньковская , медсестра Гданьской судоверфи.
В 1991-1993 — сенатор

Во время забастовки на Гданьской верфи ведущую роль играли люди , часто имевшие до крайности различные взгляды, предпочитавшие разные способы борьбы с коммунистической властью. Но, несмотря на эти различия, нам удавалось слушать друг друга и разговаривать так, чтобы достичь консенсуса. <…> Снаружи мы представляли позицию, совместно согласованную между рабочими, интеллектуалами и деятелями оппозиции, то есть именно солидарность. Взаимное уважение привело к тому, что власть не могла манипулировать нами, настраивая одних против других, такая позиция помогла нам победить в этой забастовке.

Гданьск , август 1980 года

Казимеж Брандыс в книге «Месяцы 1980–1987»

Вдруг появились , как из-под земли, люди, о которых мы не знали годами, считая, что мы — одинокий интеллигентский островок в погружающемся в безразличие обществе. «А ты знаешь , — говорили мне , — из кого формируется профсоюзное движение в театрах? Из обивщиков мебели , костюмеров, сапожников и портных. Актеры тоже, да. Актеры всегда хороши в эффектных сценах. Но направление, главный центр деятельности — это они: театральные ремесленники, работники мастерских, столяры и осветители».

Осень 1980 года

Анджей Кравчик , историк, в 2000-е годы — дипломат

Я помню период «Солидарности» как одно большое непрерывное собрание. Я пережил там такую организаторскую детскую болезнь: постоянное написание уставов и регламентов. Мы сидели до десяти вечера , до полуночи, писали очередные основополагающие тексты, ссорились из-за формулировок. Много труда, много человеческих усилий и энергии ушло на это. Нам этого хотелось! Люди не жалели своего времени, не уходили домой. Сегодня я вижу в этом ценность — переход к нормальности, на самом деле, нужно наработать, а у нас не было опыта. Думаю, что именно так мы обретали субъектность, думали, рассуждали.

Варшава , осень 1980 года

Яцек Куронь

Мы спорили , но это было так невероятно классно, легко. У меня было такое юношеское ощущение счастья, что вот мы сидим тут все вместе, нам хорошо, и к тому же мы одержали большую победу. А в споре перевешивает то, что мы любим друг друга.

Варшава , осень 1980 года

Анджей Янишевский , учитель, оппозиционер

Это была настоящая солидарность отраслей , людей и предприятий: железнодорожники или металлурги бастовали за учителей и службу здравоохранения, за тех, кто не может и не должен бастовать. Подлинная, социальная, межчеловеческая солидарность.

Новы-Тарг , осень 1980 года

Анджей Киёвский , сценарист, в письме Казимежу Брандысу

Интересно , как вообще изменилось поведение поляков. Куда-то исчезло комедиантство, зубоскальство, шуточки, ирония. <…> С другой стороны — появилась новая черта: организационная терпеливость. Съезд Союза польских писателей шел до четырех часов утра, и в зале до этого времени выдержало сто человек — и до последнего момента продолжалась деловая, рабочая, детальная дискуссия над решениями. Это мне понравилось. <…> Впрочем, организуются все. На улице Варыньского был создан Общественный комитет ожидающих импортной мебели… Это не тема для юморески, ведь такое поведение продиктовано необходимостью и здравым смыслом. Это уже страна не Гоголя, не Кафки, не Мрожека, но совершенно новых качеств.

Варшава , февраль 1981 года

Эва Кубасевич , вице-председатель Комиссии «Солидарности» в Высшем морском училище

Мобилизация огромна. Еще никогда не было ничего подобного. Буквально весь народ готов защищать «Солидарность» и привнесенные ею ценности. Люди готовы бесконечно оставаться на предприятиях. Приносят продукты , одеяла, матрацы, ведь это должна быть всепольская сидячая забастовка.

Гдыня , март 1981 года

Томаш Яструн , поэт, оппозиционер

Люди говорят: «Если нужно — будем погибать. Нельзя больше ждать , иначе они ударят нас сзади по голове».

Варшава , 27 марта 1981 года

Кароль Модзелевский , историк, пресс-секретарь Всепольской согласительной комиссии «Солидарности», после 1989 года — сенатор

Люди шли на эту забастовку угрюмыми , как идут на гражданскую войну. Это не были добровольцы, это не были солдаты. Это были обычные гражданские люди. Они шли решительно, но угрюмо. И то, что сказали по телевидению Валенса и Анджей Гвязда [об отмене всеобщей забастовки], они приняли с огромным вздохом облегчения. Этот вздох был слышен по всей стране.

Вроцлав , март 1981 года