Для меня он необыкновенно важен. В трехлетнем возрасте я просила маму поставить песню «про росу». Она не понимала , о чем идет речь, но однажды просто в очередной раз включила кассету с записью концертной программы «Стены». «А стены росли , росли, росли» Здесь и далее фрагменты песни «Стены» даны в переводе Андрея Базилевского». — тогда это была для меня песня про росу. В десять лет я уже не путала слова в его песнях. Я была совершенно очарована им — так сильно , что, протянув книгу для автографа, не сумела выдавить из себя ни слова, но зато у меня осталось нарисованное сердечко. Когда он умер, я плакала. А сегодня работаю в здании, где когда-то располагался Teatr Na Rozdrożu — место, в котором концертная программа «Стены» была исполнена впервые. Хотя у меня была возможность собирать воспоминания о нем во время работы над циклом материалов для Польского радио, и хотя я прочитала большинство посвященных ему книг, но по-прежнему чувствую, что знаю не так много. О его жизни была написана прекрасная биография («Это мой путь» Кшиштофа Гайды) , о творчестве — многочисленные исследования. Его историю невозможно рассказать на нескольких страницах. Но если вы ничего не знаете об этой личности, мне бы хотелось, чтобы вы узнали хотя бы немного.
Ах , эти «Стены»
Он написал так много текстов , что мог бы одарить ими по меньшей мере нескольких исполнителей. Он писал циклы о живописи, польской и мировой истории, писал эпитафии, лимерики, веселые, серьезные и грустные песни. Он был незаурядным наблюдателем, комментатором настоящего и прошлого.
Как можно прочитать на сайте Фонда им. Яцека Качмарского , его творческое наследие — это почти 700 записанных стихотворений, более 400 из которых существуют в виде песен. Сольно либо в составе трио Качмарский – Гинтровский – Лапиньский он официально выпустил 31 студийный и концертный альбом. Кроме того, выходили еще издания по особым случаям и записи с другими исполнителями.
Слева направо: Пшемыслав Гинтровский , Збигнев Лапинский, Яцек Качмарский. Источник: PAP Хотя имя Качмарского ассоциируется прежде всего с политическими текстами , в его творчестве можно выделить по меньшей мере несколько тем. Исключительно важным было, к примеру, направление, посвященное живописи. Он писал песни о картинах, по-своему рассказывая истории с полотен Брейгеля, Босха, Вермеера, Матейко , Мальчевского или Виткация.
Качмарский был необыкновенно внимательным критиком , в своих произведениях он комментировал польские национальные черты, да и свои собственные недостатки тоже описывал весьма откровенно. Он рассказывал историю и современность. Самые популярные его песни — это, например, «Эпитафия для Владимира Высоцкого», «Латы», «Родник», «Крик», «Облава», «Пейзаж после пира», «Война поста с карнавалом», «Наш класс» и десятки других.
Несмотря на это , первая ассоциация, возникающая у большинства людей, — это все-таки «бард Солидарности». Как говорила мне когда-то Людвика Вуец, подруга Качмарского и оппозиционная активистка, бардом он стал. Он не планировал этого, но и не жаловался — во всяком случае, вначале. Открыто поддерживал забастовочную деятельность и происходившие в Польше перемены , поэтому в первое время гордился тем, что стал их частью. И в то же время, «Стены» стали его проклятием. Никто не понимает, повторял он все время, что это песня не о том, что стены рухнут, а о том, что они растут. Но люди взяли из этой песни именно то, что им было нужно.
Читайте также
Яцек Качмарский: поэт и толпа
О польском барде и его знаменитой песне, которую поняли превратно.
Сам он , хоть и не отделял себя от «Стен», но со временем стал дистанцироваться от того, как эту песню использовали. Он никогда не скрывал, что эта песня появилась на основе другой — отсюда, кстати, первоначальное название произведения, «Баллада о песне». Его текст появился после того, как Качмарский услышал, как Луис Льях вместе с многотысячной толпой поет свою песню L'Estaca («Столб»). Как рассказывал мне Филип Лободзиньский — переводчик, журналист, музыкант из группы Zespół Reprezentacyjny, — Яцек увидел, какую силу способны нести песни.
«Стены» он написал за два года до начала августовских забастовок 1980 года — это не была песня , специально созданная как гимн сопротивления. Впрочем, так же как и ее оригинал, написанный десятью годами ранее, в 1968-м.
Сам Льях поначалу не ощущал силы своего произведения , но люди вскоре показали ему, что эта сила огромна. В припеве говорится о том, что столб, к которому мы все привязаны, прогнил. Если все мы потянем в одном направлении, то он рухнет.
Эту песню Качмарский услышал на встрече молодых иберистов Иберист — специалист по культуре и языкам Пиренейского полуострова. у историка , ибериста и дипломата Рышарда Шнепфа.
Качмарский сам сыграл тогда более десятка своих песен , а ему показали ЭТУ пластинку. Как когда-то сказал Грабаж из группы Strachy Na Lachy — может быть, самую великолепную концертную пластинку в истории. На обложке были фотографии с концерта. Итак, Яцек осмотрел эту пластинку, мы поставили ее на проигрыватель, и он онемел.
Обложка пластинки Луис Льях L'estaca. Источник: пресс-материалыОн не знал каталонского , не переводил с оригинала, а написал свою песню об этой песне, на ту же мелодию. Когда настало время «Солидарности» и августовских забастовок 1980-го , песня зажила собственной жизнью.
Эта песня вписалась в движение «Солидарности» , но так и не была верно прочитана. Общественный запрос был не на пуэнту, где певец остается один, а на «зубы решеток вырви у стен» — именно это слушатели взяли из песни.
Отношение Качмарского к этому было сложным.
Он пел эту песню на концертах , он знал, что она важна. Он просто пытался исправить эту историю.
Это не единственный , хотя и самый известный случай такого использования его песен. Поэтому в песне «Завещание-95» он комментирует это так:
Смотрели на меня сквозь линзы
Любви , обиды, интересов,
Переиначивали смыслы —
Порой и не узнаешь песню.
Использовали без стесненья
Так, что своей же стал я тенью.
И дальше:
Еще остались песни. Правда ,
Они, что делать, не со мною.
У них теперь одна отрада —
Сражаться с ненавистным строем.
Уж сгинул строй, а строчкой песни
Всё бьют, как палкой, хоть ты тресни. перевод Владимира Окуня
И действительно , песня по-прежнему живет своей жизнью. Ее пели, к примеру, на белорусских протестах 2020 года. Порой ее поют и на протестах в Польше.
Варшавский мальчик
Сын художников , педагогов, историков искусства — Анны Трояновской-Качмарской и Януша Качмарского, — он родился 22 марта 1957 года в Варшаве. Однако вскоре переехал на постоянное жительство к бабушке с дедушкой, так как родители посвятили себя профессиональной деятельности. Внука берегли как зеницу ока — о нем заботились и воспитывали, учили языкам и игре на фортепиано. Впрочем, и с родителями у него сохранялись хорошие отношения.
Большое влияние на будущего поэта оказали родители и бабушка с дедушкой. От матери он унаследовал импульсивность и готовность высказывать собственное мнение. Отец пробудил в нем любовь к живописи — брал его на выставки , показывал альбомы с репродукциями произведений искусства, а также рассказывал о картинах, на которые смотрел юный Яцек. Бабушка ввела его в мир классической музыки, которая впоследствии не раз становилась для него источником вдохновения, а дед — до войны учитель географии — заразил интересом к миру. С самых юных лет он знакомился и с песнями советских бардов, особенно Владимира Высоцкого и Булата Окуджавы, записи которых привезли из СССР его родители.
Он жил в центре , учился в хорошем лицее — поэтому описал в своих песнях, как школьным делегациям, к примеру, доводилось приветствовать проезжавших мимо школы политиков, или как в 1968 году он видел из окон студенческие протесты — в определенном смысле, он с самого начала находился в центре исторических событий.
Чертовски способный и умный , с хорошим чувством юмора — эта фраза появляется во всех воспоминаниях о Яцеке Качмарском. Он переходил из класса в класс без особых проблем и без особой увлеченности — многое запоминал, много знал, посвящая свободное время не столько учебе, сколько чтению, разговорам, рисованию и написанию собственных текстов.
На фоне всего класса Яцек решительно выделялся (и ощущал свое отличие) блестящим умом , огромными знаниями о культуре и искусстве, необузданным воображением, необыкновенной индивидуальностью, полной энергии, рвения и идей (которые стремился немедленно воплотить в жизнь) и каким-то нетерпеливым, жадным интересом к миру. Баллады Яцек сочинял — насколько я помню — с первого класса лицея. Именно в его лицейские годы были написаны, в частности, «Прибытие титанов», «Детский сад», «Облава».
В лицейский период Качмарский написал также «Путешествие с тенью» и «Зал ожидания» — которые тоже до сих пор входят в число самых известных его произведений. В то же время имела место забавная история — Качмарский перевел на польский язык популярный американский мюзикл Jesus Christ Superstar и хотел показать представление в школе. Однако времена были такие , что это было встречено категорическим отказом дирекции, которая якобы заявила, что со школьных стен только-только сняли кресты, так что таких вещей в школе не будет. Возможно, здесь стоит упомянуть, что сам Яцек происходил из неверующей семьи.
Играть на фортепиано он не любил , поэтому выторговал у бабушки, что будет упражняться дальше, если получит гитару. Играть на ней он начал необычным способом — левой рукой, но при традиционном расположении струн. Так он играл уже всегда, что стало его отличительным признаком.
Следует отметить еще несколько важных моментов из его юности. В 1974 году , на частном концерте в доме режиссера Ежи Гофмана ему представился случай вживую послушать Владимира Высоцкого — тогда он , в частности, впервые услышал «Охоту на волков», на основе которой написал свою «Облаву». В 1977 году с этой песней он победил на Фестивале студенческой песни в Кракове (призы на нем он получал три года подряд). Годом ранее в Варшаве, во время отбора на фестиваль, он познакомился с Пшемыславом Гинтровским и Збигневом Лапинским, с которыми позже сотрудничал, создав легендарное трио. В те времена студенческая песня обладала большой силой — благодаря победе на фестивале он подписал контракт на выступления в студенческих клубах по всей стране. Впоследствии поэт высказывался об этих концертах следующим образом:
Мы получали , кажется, 150 злотых за выступление, этого хватало практически только на то, чтобы поесть, однако число этих концертов и некое осознание того, что ты обращаешься к очень большому количеству людей, было наградой для артиста.
Время славы
В 1977 году Качмарский начал сотрудничать с очень известным тогда творческим коллективом — кабаре Pod Egidą , основанным Яном Петшаком , а в 1978 трио в сотрудничестве с варшавским театром Teatr Na Rozdrożu создало концертную программу «Стены» и приступило к работе над «Раем». Восторженный прием музыкантов у публики склонил власти к неожиданному закрытию театра. Тем временем сам Качмарский окончил факультет полонистики в Варшавском университете, получив звание магистра.
И пусть в августе 1980-го Качмарский не сыграл концерта на Гданьской судоверфи , но осенью 1980 и почти весь 1981 год он играл на многочисленных митингах протеста, во время которых среди рабочих зарождалась «Солидарность». А там все знали тексты их песен — отсюда и пошло определение «бард Солидарности».
Читайте также
Воспевая свободу, или Песни августовских забастовок
Что пели рабочие в августе 1980-го.
Тогда же , после смерти Владимира Высоцкого, он написал песню, признанную одной из важнейших в его наследии, которой он многие годы завершал свои концерты и с которой завоевывал всё новые фестивальные призы — «Эпитафию для Владимира Высоцкого».
Как трио они дважды принимали участие в Общенациональном фестивале польской песни в Ополе (который многие годы считался одним из главных песенных фестивалей в стране). Интересно , что в первый раз музыканты играли не на самом фестивале, а на одном из связанных с ним мероприятий, где их услышали журналисты и решили присудить им специальный приз — совершенно вне регламента. Благодаря этому годом позже артисты смогли принять участие в главном концерте — и заняли второе место. Однако исполнение «Эпитафии для Владимира Высоцкого» на государственном телевидении — это было для коммунистической власти уж слишком, и трансляцию песни прервали. В том же 1981 году, исполнив вместе с Пшемыславом Гинтровским «Эпитафию для Владимира Высоцкого» и «Эпитафию для Сергея Есенина», они победили на Смотре актерской песни во Вроцлаве. Со временем приходили всё новые награды.
В октябре 1981 года трио поехало за границу: их пригласили на турне по Франции , в ходе которого стали появляться предложения очередных концертов. Качмарский, знавший французский язык, остался в Париже для завершения формальностей, а Гинтровский с Лапиньским вернулись в Польшу, чтобы перенести запланированные там выступления. Тем временем, 13 декабря 1981 года в стране было объявлено военное положение. Так начался жизненный этап , который Качмарский называл «десятилетием изгнания» — домой он вернулся лишь в 1990 году, через девять лет. Вначале, узнав о военном положении, он присоединился к движению сопротивления за границей, однако вскоре вернулся к музыке. Проведенное за границей время было заполнено концертами, а с 1984 года еще и работой в исключительно важном тогда СМИ — «Радио Свобода/Свободная Европа». Для него было выделено постоянное место в эфире: «Четверть часа Яцека Качмарского». К этому времени он уже был женат первым браком (с начала 1981 года), стал отцом.
По возвращении Качмарского из эмиграции в 1990 году оказалось , что публика по-прежнему его ждет. Он уже не ощущал себя бардом «Солидарности», с которой в то время у него не было ничего общего, но для слушателей все еще оставался им. Публика, ждавшая его песен, заполняла многотысячные залы. Он постоянно создавал всё новые произведения, поэтому в 90-е годы на его счету было уже более десятка пластинок. Кроме того, Качмарский выпустил свой первый роман «Автопортрет с канальей» — ведь он писал еще и прозу. Всего он выпустил пять книг, но они не обрели такой популярности, как его стихи.
У него было два брака , два развода, детей тоже двое. Он предпринимал попытки лечения от алкоголизма, который начался еще в эмиграции, однако обычно эта проблема возвращалась. В 1995 году Качмарский (вместе со второй женой и дочерью) переехал в Австралию. Тогда же он прекратил публичные выступления, но возвращался в Европу с очередными концертными программами и дисками, которые писал, и его ждали по-прежнему преданные ему слушатели. Последний, как впоследствии оказалось, концерт он дал 12 января 2002 года в Париже.
Все должно было сложиться иначе
Информация о болезни появилась в 2002 году. В свой 45-й день рождения Качмарский услышал от врачей , что боль в горле, донимавшая его уже несколько месяцев — это злокачественная опухоль пищевода на третьей стадии. Ему советовали вырезать тогда еще здоровую гортань, но он не решился на это, поскольку не представлял себя без голоса. Начался период лечения, которое он с тогдашней гражданской женой Алицией Дельгас пытался найти в Европе. Он лечился в австрийском Центре онкологической реабилитации и регенерации в Игльсе близ Инсбрука, до этого испробовав методы альтернативной медицины. Какое-то время лечение приносило результаты, однако было очень дорогим — поэтому, когда разнеслась весть о болезни музыканта, началась всеобщая мобилизация — все собирали средства на лечение барда. Артисты давали благотворительные концерты в пользу Качмарского, фанаты устраивали сбор денег. В марте 2004 года его состояние ухудшилось, а в ночь с 9 на 10 апреля скорая забрала его из дому. В больнице он потерял сознание, а вечером 10 апреля скончался. Это была Страстная суббота.
На его похороны собрались толпы. Лил проливной дождь , но было много свечей (с отсылкой к строке «они тысячи свеч зажгли ему»), друзей, знамен «Солидарности». В конце все собравшиеся хором запели «Стены».
Могила Качмарского на варшавском кладбище Повонзки напоминает две скалы — в память о песне с таким названием , которую он написал, живя в Австралии в городке Ту-Рокс, неподалеку от Перта.
Пройдя тайфуны , грозы, бури, шквалы,
Я кров нашел на двух близняшках-скалах.
Одна другой — укор и отраженье,
Одной и той же силы порожденье.
И в глубине в суть бытия проникнув ,
Там связаны они незримым корнем,
Где разум стал отчаяньем и криком,
Надежда — безумьем, безумье — восторгом. перевод Владимира Окуня
Эта цитата тоже выбита на надгробии. Как говорится на сайте Фонда им. Яцека Качмарского , «камень , из которого выполнен памятник, находился в саду дома в Осове, районе Гданьска, где он жил. Скалы были соединены бронзовыми струнами, символизировавшими струны гитары». Однако струны были украдены. Поэтому в скалах вместо них выбиты сужающиеся книзу насечки , напоминающие трещины.
Незабытый
Время болезни показало , в том числе и самому Качмарскому, как он важен для своих слушателей. После его смерти было принято решение создать Фонд им. Яцека Качмарского — чтобы пропагандировать его творчество, а также демократические ценности.
Еще одним мероприятием , сохранявшим память о поэте, был Фестиваль «Надежда», многие годы проходивший в Колобжеге. Вначале предполагалось, что это будет просто концерт памяти Качмарского, но со временем он разросся и превратился в конкурс для молодых исполнителей. В последний раз фестиваль прошел в 2018 году.
У Качмарского по-прежнему остаются и свои подражатели — многие пытаются научиться играть и петь , как он. Они срывают связки, пытаясь имитировать его горловые крики, играют, перевернув гитары, хотят точно его скопировать. До такой степени, что иногда в шутку говорится, что сам Яцек Качмарский не был так аутентичен, как они. Есть и такие ансамбли, как Лодзинско-Хойнувское трио, которые специализируются на исполнении его песен. Благодаря этому поклонники барда, порой слишком юные, чтобы иметь шанс посетить его выступления лично, получили возможность послушать концерты, хоть немного похожие на те, которые давал он сам.
Феномен. Человек , писавший и певший поэзию, при этом на протяжении многих лет заполнявший настолько огромные залы, что сегодня на такое способны лишь самые большие поп-звезды. Среди его фанатов есть такие, кто знает сотни исполнений его песен, способен дискутировать о различиях между записями на пластинках и звучанием на концертах или знает ответы на вопросы вроде «сколько слов насчитывает самое длинное произведение Качмарского?».
В конце я оставляю вас наедине с фразой , которую он написал в «Прощании с Окуджавой», но которую мог бы написать и в качестве прощания с собой.
Песня разлуки вечной ,
Песня большой утраты.
Терял я слова и вещи,
Весь мир я терял когда-то.
Всё, что в душе осталось, –
Лишь вашей песни брызги,
Это совсем не мало —
Так попрощаться с жизнью! перевод Аллы Шараповой
P.S. Я думала над тем , как поступить с фактом, что любовь к представителям российской культуры сегодня не вполне уместна. Текст о Качмарском я начала писать до 24 февраля. Самого Качмарского нет среди нас уже 18 лет. Поэтому, хотя мы с большой долей вероятности можем предположить, что он не поддержал бы идущую сейчас войну, я все же полагаю, что не могу вкладывать его в современный контекст. Нельзя отрицать, что Высоцкий и Окуджава были важными для него авторами и исполнителями, поэтому, говоря о нем, трудно замолчать этот факт.
Для написания статьи я пользовалась , в частности, информацией, содержащейся на сайте Фонда им. Яцека Качмарского , а также на сайте kaczmarski.art.pl. Для уточнения дат я также обращалась к хронологии , содержащейся в биографии авторства Кшиштофа Гайды «Это мой путь» (Wydawnictwo Dolnośląskie, 2009)
Перевод Сергея Лукина
